В настоящее время большинство специалистов разделяет мнение о большой сложности и комплексности настенного искусства верхнего палеолита. Что касается пещерных памятников, можно твердо считать изображения, расположенные вдали от входа и часто в труднодоступных местах, не связанными с простой прихотью древних людей украшать подземное пространство. Жить в пещерах можно только во входных частях, о чем красноречиво свидетельствуют и археологические исследования карстовых объектов. Поэтому подземные залы и галереи, скорее всего, имели священное значение и служили местом проведения неких сложных обрядовых действий. Восстановление во всем многообразии их и конкретных мифолого-религиозных представлений людей ледниковой эпохи вряд ли когда-нибудь будет возможно. Только отдельные стороны этой пещерной жизни поддаются реконструкции с той или иной степенью полноты.
Такое сочетание музыки, танцев, настенных изображений, часто в очень труднодоступных местах и вдали от дневного света, а также отпечатки ног на полу пещер более всего напоминают обряды посвящения, или инициации многих народов мира, до сих пор стоящих науровне первобытного развития. Примечательно, что следы ног на полу ни разу не принадлежали только взрослым, а были оставлены либо только детьми, в возрасте от 8 до 15 лет, судя по размерам отпечатков, либо и детьми, и взрослыми.
Обряд инициаций представляет один из частных случаев обрядов перехода, цель которых, согласно наблюдениям этнологов, дать возможность члену коллектива перейти от одной общественной позиции, роли к другой. К этим обрядам относятся родильные, похоронные, свадебные, возрастные, связанные с перемещением с одной территории на другую, от болезней и многие другие. Обряд перехода состоит из трех частей. Первая связана с отделением человека от старого, привычного окружения и его разрывом с прошлым. Вторая часть – это некое промежуточное состояние, «пустыня бесстатусности», по В.Тэрнеру. Третья часть обряда связана с включением посвящаемого в коллектив, уже в новом качестве. Главным содержанием инициаций является приобщение неофитов (так называют посвящаемых) к тайным знаниям о миропорядке и включение в замкнутую общность. Обряды инициаций не связаны жестко с возрастным периодом и могут проводиться у одних групп в 8 лет, у других – в 18. По словам М.В.Тендряковой: «Обряды возрастных инициаций многоступенчаты, продолжительны, каждый последующий обряд ориентирован не столько на физический возраст, сколько на то, какие таинства открылись посвящаемому в предыдущий раз, и к каким церемониям он был допущен. Смена имени неофитов в ходе инициаций также связана не с их физической зрелостью, а со степенью посвящения в таинства».
Самая главная часть обряда происходит, «когда неофит совершает путешествие в сакральный (то есть священный – В.Ш.) мир, которое приравнивается к временной смерти. К обретенным во время этого «путешествия» знаниям люди... относятся как к особому дару, который наделяет неофита качествами, недоступными «простым смертным», а они-то и дают ему право занять более высокий социальный статус. Тема истории, вечного прошлого, которое всегда присутствует в настоящем, связана со становлением у посвящаемых представлений о времени и его циклическом движении. Деяния культурных героев и их жизнеописания — своего рода повествование о сотворении мира, о введении племенных законов и объяснение необходимости следовать традициям, корни которых скрыты в глубине времен.
Юноши во время обряда усваивали сведения о взаимоотношении полов, о брачных и общественных нормах поведения, о жизни тотемических предков. Обряд оказывал на мальчиков такое сильное психологическое воздействие, что с ними происходили поразительные перемены. Они «словно вырастали из своих прежних детских интересов, менялось их отношение к самим себе, к окружающим, они переставали общаться с девочками, с женщинами, не позволяли себе капризничать, плакать, настойчиво что-то требовать у взрослых. Они сами становились взрослыми – не просто провозглашались ими, а именно становились».
Даже из этого поверхностного обзора ясно, насколько важное место в жизни первобытного общества принадлежит обрядам инициаций. Многие авторы писали о них как о «центре душе обрядовой жизни общества», что именно инициации открывают доступ «к подводной части айсберга» мира первобытной культуры.
Итак, уральские пещеры с древнейшими росписями предстают перед нами как места концентрации графической информации, важность которой заключена в способе ее размещения – во мраке подземного мира, вдали от солнечного света и часто в труднодоступных местах. Есть все основания считать такие места древнейшими святилищами, где проводились обряды, напоминающие те, что описаны этнографами. Эти обряды составляли важнейшую часть традиции передачи священных знаний о происхождении мира и его устройстве, явлениях природы, о человеке и его месте в этом мире, истории коллектива, к которому принадлежал посвящаемый, деяниях предков, культурных героев, об общественных нормах, регулирующих взаимоотношения людей и полов и многое другое, что составляло сущность представителя той замкнутой группы, в которую переходил после обряда инициируемый. Пещера подчеркивала как нельзя лучше метафору перехода неофита из одного состояния в другое, из одного мира в иной. Можно представить, как обострялись чувства посвящаемых подростков в подземных лабиринтах, темнота которых заставляла предельно напрягать зрение и слух. Свет факелов и светильников внезапно выхватывал из темноты образы, размещенные на стенах и потолке пещеры, которые не были простыми декорациями к словесным рассказам, сопровождавшим древнейшее «театрализованное представление», а являлись самостоятельной формой выражения картины мира. Они не иллюстрировали мифы, а дополняли их, как дополняло их и возможное музыкальное сопровождение, и ритмичные танцевальные движения.
Музыка, пение и танец усиливали эффект запоминания многократно, надолго запечатлевая в памяти человека необходимые знания. Такая слитность звуков слова и музыки с изображениями тем более вероятна, что, например, в языке некоторых австралийских племен и рисунки и песни называются одним названием.
Возможно, обряды посвящения не были одноактным действием и неофитам приходилось неоднократно бывать в украшенных залах, шаг за шагом постигая сокровенное знание. На эту мысль наталкивает размещение изображений в разных частях пещер — более доступных и тех, куда добраться уже не так легко. Вспомним Каповую пещеру, где рисунки второго яруса можно увидеть, только преодолев 14-метровую скальную стенку. Это заставляет предполагать существование в древности другого входа, облегчавшего доступ в эту часть подземелья. Однако не исключена возможность доступа людей палеолита снизу: в их превосходной физической подготовке не приходится сомневаться, а примитивным скальным снаряжением могла служить толстая веревка — то, что они существовали в ледниковую эпоху, подтверждает находка фрагмента каната в Ляско. Дальний зал Игнатиевской пещеры, наиболее важный в интерьере полости с точки зрения размещенных в нем изображений, также отделен от Большого, легкодоступного, зала узкими переходами, что показывает общность структуры этих пещерных святилищ. Примеры из украшенных пещер Франции и Испании демонстрируют наличие некоторых многозначных образов, содержание которых раскрывается только при определенном положении наблюдателя в пространстве. В связи с этим высказывается мнение, что среди посвящаемых были особо избранные, которым и могли открывать тайный аспект некоторых образов, либо знание о них открывалось поэтапно.
Конечно же, наши попытки понять, какое содержание скрывается за тем или иным конкретным образом, за тем или иным конкретным образом, за тем или иным знаком, часто обречены на неудачу — слишком большой разрыв во времени разделяет наши культуры. Мы можем только приближаться к постижению смысла их искусства, истолковывая в терминах нашей науки и культуры их наследие.
Представление о параллельных мирах наиболее зримо проявляется в изображении у животных дыхания, в отстраненных хвостах, подчеркнутых анальных отверстиях, возможных мочеиспусканиях или семяизвержениях, которые могут символизировать жизненные силы или, наоборот, последнее дыхание, предсмертное расслабление мышц. Исследователь придерживается мнения, что верхнепалеолитические пещерные святилища свидетельствуют о возникновении в то время мифологии «инобытия» с миром животных, с мужскими, женскими и зооантропоморфными первопредками.
В Игнатиевской пещере мы можем наблюдать великолепный пример композиции, подтверждающий
многие предшествующие выводы. В Дальнем зале на Красном панно размещены две
фигуры, объединенные цепочкой пятен, – зверя и женщины. 
Для создателей эта композиция могла быть очень многозначной. Она объединяет
способностью воспроизводства животного и человека, родственными связями мир
природы и мир людей. Продуцирующая функция женщины подчеркнута количеством пятен
в цепочках между ее ног – 28, что соответствует количеству дней лунного
месяца.
Именно лунный календарь был самым ранним в истории людей из-за прекрасной наблюдаемости изменения фаз этого ночного светила; наличие количественных группировок знаков в верхнем палеолите, связанных с лунным календарем, доказано работами А.Маршака и Б.Фролова. С лунным месяцем связаны и физиологические изменения женского организма, способного к продлению рода. Соединенные в одну композицию громадный самец – бык или носорог – и женщина могут выражать мифологические представления о тотемистических представлениях древнего коллектива, использовавших пещеру для своих обрядов, а могут и воспроизводить миф о рождении мира.
На соседнем, Черном панно все фигуры имеют несколько необычный облик.
И если организация изобразительного пространства потолка Дальнего зала подчинена
какому-то общему замыслу, тогда миф о рождении может дополнить миф о существовании
потустороннего мира.
В Большом зале, по мнению В.Т.Петрина, какая-то часть композиции
может быть связана с церемониями охотничьей магии, например лошадь с вертикальными
и наклонными линиями и змейкой
или мамонт с направленными на него двумя остриями.
Возможен и иной, недоступный нашему пониманию мифологический контекст этих произведений.
Как и в Каповой или западноевропейских пещерах, одно из центральных мест
ансамбля Большого зала занимает небольшая зооантропоморфная фигурка .
Некий скрытый смысл несут и композиции из одних только линий или пятен. Можно
отметить совпадение этих композиций с некоторыми из находящихся в пещерах Западной
Европы и даже сходное размещение — в углублениях стен. Предварительные подсчеты
количественной группировки элементов в этих композициях Игнатиевской пещеры
показывают наличие закономерностей, основанных на повторении чисел, кратных 5
и 7. Это может означать существование представлений о времени и его циклах,
имеющих важное значение в жизни природы и человека.
Как бы мы ни рассматривали эти группы линий, именно они отличают изобразительные ансамбли Каповой и Игнатиевской пещер. В последнее время показано, что и в Западной Европе знаки в отличие от образов имеют строго региональное распределение, что, возможно, связано с использованием украшенных пещер разными группами людей. В этом смысле к изображениям Игнатиевской пещеры ближе всего находится группа линий Серпиевской 2-й, что придает региональный характер и верхнепалеолитическому искусству Южного Урала. Значительная же доля фигур мамонтов и лошадей среди анималистических образов роднит Каповую и Игнатиевскую пещеры с искусством Восточной Европы. Это же показывает и женская фигура из Игнатиевской пещеры, близко напоминающая некоторые скульптурки женских существ с восточноевропейских параллелей в пещерном искусстве Урала. Это может означать единство культуры населения от Атлантики до Урала во второй половине верхнего палеолита, ярко проявившееся в создании декорированных пещерных святилищ того времени.
(«Древнейшее искусство Уральских пещер» В.Н.Широков,
Средне-Уральское книжное издательство,
Екатеринбург, 1995)
